Главная страница » История пиратства в России

История пиратства в России

Как говорится - Шило в мешке не утаишь.

Наверное глупо было бы заниматься изысканиями в области пиратства грампластинок и подделки граммофонов, это замечательно получилось у заслуженного эксперта

Александр Тихонов — главный эксперт информационного агентства InterMedia, старший преподаватель кафедры «Менеджмента в музыкальном шоу-бизнесе» Государственного университета управления.

Я вижу свою задачу в другом: дополнить фактами, найти какие-то нюансы, проиллюстрировать как все это происходило в отдаленных губерниях. Ведь здесь у нас  на сайте довольно много иностранцев, для которых некоторые привычные для наших стран нормы морали кажутся дикими, но это ж упрямые факты, и я за объективность. Под спойлерами  много информации, кому интересно -продолжает знакомиться, кому не очень…вникает ниже.

Иллюстрация слева оригинальные пластинки Таманьо, справа-пиратская копия. Видно что даже специфические флажки, присущие записям  высокооплачиваемого певца тоже перекопированы

Digital Camera

 

Конфискация граммофонных пластинок

17 МАЯ 1912
У нас сообщалось уже о снятии ареста с граммофонных пластинок, найденных в складах Малкина и «Орфион».
 

На определение о снятии ареста поверенный Общества «Граммофон» принес жалобу, в которой указывал, что исключительное право (по новому закону об авторском праве от 20 марта 1911 года) на граммофонныя пластинки, обнаруженныя в харьковских складах, принадлежит Обществу «Граммофон» с ограниченной ответственностью и просил привлечь виновных к ответственности. На-днях судебные следователи 3 и 6 участков г. Харькова произвели обыск в торговых помещениях Малкина и «Орфион», в присутствии юрисконсульта фирмы «Граммофон», причем было обнаружено большое количество пластинок (в «Орфион», – около 23 ящиков), авторское право на которое принадлежит Обществу «Граммофон». Пластинки эти изъяты и отвезены судебным следователям для хранения в здание судебных установлений.

См. старости от 22.02.1912 г.http://starosti.mediap

Инцидент с граммофонными пластинками

22 ФЕВРАЛЯ 1912
До издания закона 20-го марта 1911 года, граммофонныя пластинки можно было подделывать совершенно свободно, пользуясь гальванистическим способом.

С изданием-же мартовскаго закона были защищены права композитора и фабриканта. Без разрешения композитора нельзя теперь перелагать музыкальное произведение на механическия ноты и без разрешения фабриканта нельзя снимать копию механическим путем. Однако, копии продолжают сниматься и продаваться. Особенно при этом страдало акционерное Общество «Граммофон». Через полгода после издания закона его юрисконсульт Д. П. Муравьев жаловался в Петербурге на нарушение прав Общества. Обществу разрешено было сделать выемки и на одной из фабрик была застигнута копировка пластинок, принадлежащих Обществу. Подделкой пластинок занимаются фирмы: «Парнофон», «Тонофон», «Аврора-Рекорд» и, главным образом, «Орфион». Последняя имеет свой магазин в Харькове, на Екатеринославской улице. 19-го февраля приехавший в Харьков г. Муравьев, с помощью полиции, произвел выемку скопированных пластинок, каких в магазине «Орфион» оказалось 8,703 штуки. На другой день было обнаружено таких-же пластинок в магазине Л. Малкина 1,055 штук. На владельцев магазинов были составлены протоколы и они привлекаются к ответственности. Кроме скопированных пластинок, было также отобрано несколько оригинальных, не подделанных пластинок, но изданных без разрешения акционернаго Общества «Граммофон», обладающаго авторскими правами на вопроизводимыя ими музыкальныя произведения. Подвергаются подделке, конечно, пластинки дорогия, напетыя и наигранныя известными артистами. Причем цена копий, разумеется, в несколько раз дешевле оригиналов, что и понятно, так как при копировке расход производится только на материал.

ort.ua/news/starosti/2592

Преследование за граммофонныя мембраны

25 ЯНВАРЯ 1911
Акционерное Общество «Граммофон» возбудило у мировых судей 8 дел против крупных владельцев магазинов в Харькове, обвиняя их в продаже поддельных граммофонных мембран марки «Exhibition».

Мировые судьи, разсмотрев пока 4 дела, возбужденных «Граммофоном», признали их подсудными высшей судебной инстанции – окружному суду – и передали производства судебному следователю.

 

Неизвестная “Столетняя война”.
Из истории музыкального пиратства в России. Часть первая.

…Судя по надежным историческим источникам, пиратство имеет, как минимум, трехтысячелетнюю историю. Древнейшее упоминание о морском разбое было обнаружено в архиве египетского фараона Эхнатона. Неизвестный автор сообщал своему владыке, что морские грабители систематически нападают на суда и опустошают побережье Северной Африки. В последующие столетия фактически никто не был застрахован от пиратов. Но время меняет облик морских разбойников и способы грабежа. В конце XIX века, практически одновременно с изобретением звукозаписи, мир узнал о “музыкальном пиратстве”. И если для того, чтобы справиться с грабителями на море, мировой цивилизации потребовалось три тысячелетия, сколько же будет длиться борьба с музыкальными флибустьерами?!

Современные технологии производства компакт-дисков и тиражирования CD-R позволяют заняться этим бизнесом практически всем желающим, разбирающимся в вопросе, и способным собрать необходимые средства для приобретения оборудования. Пиратство сейчас одна из самых актуальных проблем в мире, мешающих развитию легальной индустрии развлечений. Американцы, покончив с пиратством в Болгарии и на Украине, и всеми силами пытающиеся положить конец этому злу во всем мире, имеют на Россию особый зуб: ведь именно на шестой части суши более ста лет назад стали впервые подделывать восковые валики фонографа Эдисона – изобретателя, чье имя является американской национальной гордостью.

1. Из истории фонографического пиратства (1898-1902)
“Антипиратский манифест” Рихарда Якоба или “Копия никогда не может сравняться с оригиналом”
Российское музыкальное пиратство – одно из самых древних в мире. Первые упоминания о пиратских записях относятся к дограммофонной эпохе. Американцы, подарившие миру феномен звукозаписи, оказались заложниками русской дерзости и предприимчивости. Известно, что Томас Альва Эдисон изначально рассматривал свое детище как устройство, предназначенное для ведения делопроизводства в конторе – записи писем, распоряжений начальства, пересылки звуковых сообщений по почте и прочее.

В чем тут причина? Может глухому изобретателю музыка была чужда и непонятна? Напротив, из воспоминаний жены Эдисона мы узнаем, что в семье по традиции собирались вечерами вокруг большого концертного рояля. Минна исполняла избранные произведения любимого Эдисоном Бетховена и пела песни. Изобретатель наклонялся вперед и прикладывал руку к своему туго слышавшему уху для того, чтобы не пропустить ни одного слова, ни одной ноты. В лаборатории Эдисона нашлось место и для прекрасного по тому времени органа. Из произведений Вагнера Эдисон особенно любил “Песню вечерней звезды”. Впрочем, его любовь к музыке не была пассивной. Одно время он даже сам играл на скрипке, обнаружив большие способности, однако оставил это занятие, когда изобретения стали главным делом его жизни. Великий изобретатель прекрасно понимал, как трудно записать и воспроизвести музыку во всем ее великолепии на столь еще несовершенном приборе, как изобретенный им фонограф.

В России на новинку сразу посмотрели особым взглядом и решили заработать денег. Как и водится, все началось с курьезов. Сначала фонограф демонстрировали в цирке как загадку природы. Потом начались сольные представления за деньги, закончившиеся тем, что хозяин “говорящей механической бестии” был привлечен к суду и приговорен к трем месяцам тюремного заключения, а также к большому денежному штрафу. Впрочем, уже в 1879 году в Московском музее прикладных знаний (ныне Политехнический музей) состоялась успешная демонстрация аппарата, прошедшая при большом скоплении народа.

 Обложка валика

Просветленные и дальновидные умы приняли новинку, и занялись ее освоением. К примеру, в России на первых порах фонограф по прямому назначению использовали только граф Лев Толстой и известный искатель приключений Миклухо-Маклай. Писатель наговаривал произведения для расшифровки секретарям, а путешественник – записывал голоса аборигенов во время своих экспедиций по архипелагам Тихого океана. Великий русский композитор Римский-Корсаков восторгался изобретением Эдисона и сулил ему радужное будущее для развития не только российской, но и всей мировой музыкальной культуры. Выдающийся пианист Антон Рубинштейн прочил уникальное устройство в качестве идеального педагога. Пока теоретики рассуждали и спорили, московский предприниматель немецкого происхождения Рихард Якоб открыл первую в Москве публичную студию звукозаписи, и занялся тиражированием музыки на коммерческой основе.

Достаточно быстро дело Рихарда Якоба приняло широкий размах, и тогда у него появились “загадочные” конкуренты. В 1898 году предприниматель стал замечать, что клиенты стали возвращать ему валики ввиду низкого качества их звучания. Даже первый поверхностный анализ восковых цилиндров показал, что сделаны они не в его фирме, а кем-то другим, но поскольку репертуар и каталожные номера были его, то Якоб серьезно призадумался. Обращения в полицию и суд ничего не дали. Дело в том, что в те годы звукозапись казалась чудом. И если уж действительный член Французской Академии наук академик Буйо, впервые знакомясь с фонографом, говорил: “Разве можно допустить, что презренный металл в состоянии воспроизвести благородный голос человека!”, то что говорить о реакции московских полицейских чинов на заявление Якоба, что “появились жулики, которые воруют голоса, т.е. переписывают и продают сделанные мною записи?!”

Якоб всегда говорил приходящим в его магазин, что “покупая по низкой цене дешевые сурогаты, вы не только портите себе настроение, слушая хрипы и шипы, но и лишаете заработка любимого артиста…” и, конечно же, издателя. Спустя год количество подделок стало настолько велико, что уже мешало реализации его собственной продукции, причем особо страдали самые “топовые” позиции. Дело дошло до того, что он вынужден был обратиться к своим покупателям со следующим предостережением:

“В последнее время появились машины для копировки валиков, которые однако совсем не соответствуют своему назначению. Несмотря на это, некоторые фирмы приобрели эти машины и копируют с моих оригиналов, и продают эти копии, как валики своего заряжения. Мои же валики, они по необходимости должны покупать для копии у меня, так как все артисты у меня на годовых контрактах, с тем чтобы они ни где не имели права петь. (Вот когда впервые был заложен принцип эксклюзива! – Авт.) Каждый должен со мною согласиться, что копия никогда не может сравняться с оригиналом, как хорошо она не была бы исполнена, я напротив продаю исключительно оригиналы, притом неоднократно доказано, что валики моего напева признаны всеми лучшими в России. Чистые валики я имею исключительно только заграничного производства, но никак не русские, которые хотя и дешевле, но намного хуже, так как они сделаны из не совсем чистых материалов и попадается даже песок, который портит сапфир и при передачи производит шум.

Да, перед вами первый в истории России антипиратский манифест, который был опубликован Рихардом Якобом в каталоге валиков-фонограмм его фирмы. Даже первый взгляд на это издание показывает, насколько масштабно было поставлено дело продажи фонограмм в те годы. На складе было постоянно до 100 тысяч (!) напетых валиков русских исполнителей. Судя по публикациям того времени, спрос на модную новинку был велик, что позволяло “делать очень крупные обороты”.

 Томас Эдисон слушает свой фонограф

Пытаясь сохранить свое дело, деньги и честное имя, Якоб решил сам разобраться со своими обидчиками, не думая о возможных последствиях. События не заставили себя ждать. По информации из достоверных источников, после достаточно долгих поисков встреча с “загадочными” конкурентами состоялась. Во время трудного разговора Якоб требовал прекращения их деятельности, на что получил дерзкое предложение – поделиться своими доходами. Сказав веское “нет”, он остановил бессмысленные разбирательства. В его адрес посыпались угрозы. Ситуация накалялась…

Неожиданная и загадочная для всех смерть настигла Якоба на работе – он умер в расцвете творческих сил “от сердца”. После его кончины фактическим владельцем фирмы стала жена, Ольга Якоб. Будучи женщиной богатой и больше занятой своими личными проблемами, она не очень вникала в финансовые подробности дела, полагая, что с ними вполне может справиться ее сын, еще совсем молодой человек – Павел Рихардович Якоб. Хорошо налаженная работа не вызывала первое время опасений. Многие клиенты фирмы, и сотрудничавшие с ней артисты, надеялись, что, активно включившись в работу, Павел Якоб с честью поддержит репутацию старого торгового дела, а, может быть, и улучшит ее применительно к капризным требованиям клиентуры.

Однако надеждам не суждено было сбыться… Как гром среди ясного неба, прозвучало известие о банкротстве, вызвавшее всеобщее замешательство. Таинственное исчезновение Ольги Якоб со всеми капиталами еще больше подлило масла в огонь кредиторского гнева, дело приняло криминальный оттенок… Огромного состояния, оставленного Рихардом Якобом жене, вполне хватило бы для спасения чести фирмы, но вдова решила скрыться. Упорные поиски исчезнувшей ни к чему не приводили. По Москве ходили самые невероятные слухи: поговаривали о шапке-невидимке, проезжем факире и таинственном моноплане Блерио, в те дни кружившем над Ходынским полем. По этому поводу журнал “Граммофонный мир” саркастически замечал: “…Как будто в Москве нет людей, которые могут специально заняться этим делом? Попробовала бы эта симпатичная барыня иметь при себе пару революционных брошюрок, тогда бы моментально со дна морского достали. А теперь более 50 тысяч кредиторских денег висит в воздухе”.

Вскоре выяснилось, что Рихард Якоб был не одинок в своих проблемах. Аналогичным нападкам со стороны фонографических пиратов, но уже в Санкт-Петербурге, подверглась американская звукозаписывающая компания “Колумбия”. Но это все еще были цветочки, поскольку технологические проблемы, связанные с тиражированием валиков, не позволяли организовать широкомасштабное производство незаконно изготовленных копий.

…Пиратов, действовавших на море, прежде всего интересовали товары, предназначенные для торговли, так как их легко было превратить в деньги. Предметом особых вожделений были драгоценности, особенно золото, серебро, драгоценные камни. Хорошую наживу сулили пленники, которых пираты продавали на невольничьих рынках. За богатых пленников пираты требовали у родственников большой выкуп. Этому беспределу долго никто не мог противостоять…

2. Из истории граммофонного пиратства (1902-1917)
Виды российского граммофонного пиратства
Фонографические пираты, “сняв пенки” с деятельности компании Рихарда Якоба и “Колумбии”, стали следить за развитием технологии. Им было совершенно очевидно, что самый большой куш можно будет сорвать не при перезаписи с валика на валик, а при массовой прессовке дисков, об изобретении которых тогда ходили самые невероятные слухи. Первые публикации об этом эпохальном изобретении и первые образцы дисков и граммофонов начали поступать в Россию на рубеже 1897-98 годов. Среди поставок отмечались и первые русские записи, сделанные отечественными артистами за границей. Изобретение Эмиля Берлинера – и пластинки, и идеи выплачивать гонорар за запись – было с восторгом встречено российскими пиратами. Они сразу занялись изучением технологий, сделав для себя, как и в случае с фонографом, главный вывод – платить авторам и исполнителям необязательно. Начать широкое производство грампластинок им мешало отсутствие масштабного спроса и завеса технологической секретности, которой окутывали свою деятельность заграничные компании.

Первое пришествие
Следует отметить, что появление граммофонов на гигантской российской территории было встречено неоднозначно. В хуторе Малиновом, под Чугуевым, произошел случай, не на шутку напугавший его жителей: один шутник отправился на ближайший огород и поместил в находящееся там пугало заведенный граммофон. Спрятавшись неподалеку в кустах, он провел веревку к аппарату, за которую стоило только дернуть, чтобы пугало заговорило. Терпеливо дождавшись того времени, когда мимо проходила какая-то старуха, он дернул за эту веревку и … пугало запело. Осеняя себя крестным знамением, испуганная богомолка бросилась бежать. Сейчас же подоспели крестьяне с дубинами, топорами и вилами, но никто не решался идти против “вражьей силы”. Несмотря на то, что шутка впоследствии разъяснилась, очень многие крестьяне еще долго не оставляли мысли, что столкнулись с проделками “нечистой силы”.

Не менее любопытный эпизод произошел в одном из сел Самарской губернии, где местный урядник, присутствовавший на прослушивании граммофона, арестовал аппарат и “посадил” его в холодный чулан, как возмутителя спокойствия. Причиной тому стало публичное исполнение некрасовской: “Укажи мне такую обитель… где бы сеятель твой и хранитель, где бы русский мужик не стонал…”

Услыхав эти слова, “недреманное око” встревожилось. – “Барышня, прошу прекратить”, – обратился он к учительнице, организовавшей прослушивание. – “Почему?” – удивилась та. – “Зловредные слухи-с.” – “Что вы, какие же тут зловредные слухи?” – “А такие, что по какой причине стонал? Мы, барышня, сами за это отвечаем”. – “Послушайте”, – возражала ему учительница, – “во-первых, эта песня дозволена цензурой, а во-вторых, граммофон мой, и я могу его показывать кому угодно”. – “Начальство разберет, а пока я у вас машинку-то заберу”.

Граммофон стал новостью не только для простого народа, но также и для городской интеллигенции. На первых порах “механический чревовещатель” был встречен публикой настороженно, и сломать это предубеждение оказалось непросто. Музыкальный критик Ипполит Павлович Рапгоф много сделал для превращения этой “говорящей машины” в средство пропаганды музыкальных знаний. По его инициативе в ноябре 1902 года в зале Благородного собрания в С.Петербурге был проведен один из первых в России граммофонных концертов. Начался вечер с небольшой конференции, на которой собравшиеся узнали об истории изобретения фонографа и граммофона, об усовершенствованиях их технических возможностей. Сам концерт заключался в прослушивании целого ряда вновь записанных пластинок в исполнении первоклассных русских и иностранных артистов. Уже 26 декабря 1902 года аналогичный концерт состоялся в провинции. Публика Пскова, собравшаяся в зале Дворянского собрания, была приятно поражена, услыхав Ф.Шаляпина, Л.Собинова, Н.Фигнера.

Совершенно иные “концерты” давались в местном балаганчике, где доморощенный акробат после различных незамысловатых фокусов развлекал в антракте публику кинематографом и граммофоном. Неумелая демонстрация заигранных до предела пластинок оставляла тягостное ощущение от прослушивания, и, тем самым, сильно подрывала интерес к аппарату, общение с которым могло бы доставить приятные минуты.

Во многих домах граммофон начал вытеснять оркестры и таперов на танцевальных вечерах. В залах и гостиных более или менее состоятельных обывателей он составлял теперь необходимую принадлежность. Появились граммофоны и на улицах, вытеснив собой допотопные шарманки. Число “граммофонщиков” росло с каждым днем, в газетах стали публиковать объявления о проведении концертов на дому и о прокате аппаратов. Вечера звукозаписи имели в столице такой успех, что для их проведения было решено открыть специальный зал.

Помещение любезно предоставила компания “Граммофон в России”, которая прекрасно понимала роль рекламы в столь доходном деле. Зал открылся в Пассаже, поразив современников богатством убранства, изящными лепными украшениями и обилием света. По стенам были развешены портреты композиторов, прекрасная акустика позволяла улавливать все нюансы граммофонного воспроизведения. Теперь желающий и интересующийся граммофоном мог бесплатно присутствовать на устраиваемых в зале концертах, где под управлением опытных специалистов демонстрировались пластинки новейшей записи. Таков был фон на котором “копировщики” готовились к своему массированному наступлению. И вскоре оно началось…

До 1902 года в России не было собственных заводов по производству дисков, поэтому первая пиратская пластинка была сделана за границей. В октябре 1901 года руководство АО “Граммофон”, идя настречу требованиям публики, пригласило на запись известную певицу Анастасию Вяльцеву. Это была суперзвезда русской оперы, оперетты и эстрады. Обладательница красивого голоса грудного тембра, владеющая тонкой фразировкой и искренностью исполнения, Вяльцева имела поклонников во всех городах России. Ее обожали, поэтому запись на пластинку была просто обречена на успех.

Вяльцева исполнила в студии самые известные свои номера и выдала заранее обусловленную “подписку” в том, что право воспроизведения и продажи исполненных ею романсов она предо- ставляет известному музыкальному критику и бизнесмену Ипполиту Павловичу Рапгофу. Но каково было удивление предпринимателя, когда, еще до получения из-за границы тиража своих дисков, он увидел аналогичные в продаже под маркой конкурентной фирмы. Некоторое время спустя прибыл и его “монопольный” товар, но было поздно – все торговцы уже запаслись вяльцевскими романсами.

Результат – судебный процесс. Рапгоф пригласил присяжного поверенного Я.Н.Лихтермана, Вяльцева – известного адвоката по уголовным процессам Н.П.Карабчевскаго. По обыкновению оба адвоката обменялись письмами, извещая друг друга о принятии защиты интересов своих клиентов. Совершенно неожиданно в атаку пошла сама Вяльцева. В интервью “Петербургской Газете” она заявила, что предоставила Рапгофу не исключительное право, и что пела не тождественные, а одноименные романсы. Однако в журнале “Граммофон и фонограф” был опубликован фотоснимок расписки, данной Вяльцевой, где она подписывалась под текстом об исключительной передаче конкретных произведений. Дело продолжалось несколько лет, так и кончившись ничем. Причиной тому было отсутствие в России соответствующего законодательства и практики ведения подобных дел. Уже первые слушания показали, что выиграть этот процесс какой-либо из сторон вряд ли удастся. Пираты, сделав для себя соответствующие выводы, приступили к поиску специалиста, знакомого с технологией производства грампластинок…

Александр Тихонов

Когда-то в Москве приезжих купцов кормили до отвала, гуляли с ними на Ходынке, водили в баню париться, а потом покупали у них товар вдвое дешевле. Так, например, мужика на ба заре, который привозил продать воз дров за восемь рублей, приглашали в кабак, угощали на полтинник и сговаривались с ним за четыре целковых. Еще более циничным был обман в граммофонном бизнесе.

Не успело руководство Акционерного Общества “Граммофон”, открывшее в 1902 году завод грампластинок в Риге, подсчитать первые доходы, полученные от реализации дисков в России, как по их деятельности был нанесен серьезнейший удар – в продаже появились подделки. Следует отметить, что иностранные компании свято берегли тайны производства дисков. На всех фабриках исходным материалам присваивались ложные названия, в цехах, где готовилась пластиночная масса, тщательно избегали гирь, заменяя их разноцветными мешочками, наполненными нужным весом свинцовой дроби. Точный состав грампластиночной массы и технология записи охранялись как торговый секрет, который разглашению не подлежал. Доступ к тайне имел лишь узкий круг специалистов фирмы. Делалось это потому, что в цивилизованных странах граммофонный бизнес приносил хорошие доходы.

Первое масштабное производство пиратских “копированных” пластинок было организовано в Москве компанией “Нэографон” в 1902 году. Учредителями новой фирмы выступили “весьма достойные” люди: проворовавшийся бухгалтер, несостоявшийся артист, студент химического факультета, а также продавец “вечных свечей” и “охлаждающих компрессов”. Все делалось предельно просто. В магазине покупались самые новые и популярные грампластинки АО “Граммофон”, с них снимали гальванические копии, и спокойно печатали огромными тиражами. Никаких затрат на запись артистов, на рекламу, разумеется, не делалось. Пластинки распространялись по московским магазинам и лавкам, отсылались на периферию. Масштабы производства были таковы, что “Нэографон” даже открыл свой собственный филиал в С-Петербурге (главный офис АО “Граммофон” в те годы располагался в столице), пытаясь “конкурировать” с той самой фирмой, которую он так бессовестно обкрадывал. Предлагая “звездный” репертуар по демпинговым ценам, “Нэографон” разваливал российский рынок, который только-только начал развиваться. Всякому терпению настал предел, и АО “Граммофон” возбудило против “Нэографона” судебное разбирательство. Однако Московская Уголовная Палата не усмотрела в этом факте преступного нарушения общегосударственного уровня. В то далекое время, как, впрочем, и сейчас, подделка граммофонных дисков была для судебных органов совершенно новым и непонятным делом.

Разочарованные беспомощностью исполнительной и законодательной власти, в дело включились потерпевшие артисты. В сентябре 1903 года в Главное Управление по делам печати поступило прошение: “Ввиду появившихся в печати объявлений компании “Нэографон” о пластинках, будто бы напетых нами, мы, нижеподписавшиеся, сим заявляем, что никогда для “Нэографона” не пели, и что публика вводится в обман означенной фирмой продажею апокрифических пластинок”. Прошение подписали: “Солист Его Императорского Величества Н.Н.Фигнер, профессор А.В.Вержбилович, господа артисты Императорской Русской оперы: А.М.Давыдов, Г.А.Морской, Л.М.Сибиряков, В.С.Шаронов, г-жа М.А.Михайлова” и многие другие.

Подобное прошение было уникальным, и свидетельствовало о степени негодования артистов новым видом эксплуатации их труда и талантов. Но и в те времена громкие имена делали свое дело! В резолюции Главного Управления по делам печати предлагалось “цензурным комитетам и отдельным цензорам с особенной строгостью относиться к каталогам подобных фирм, не допуская к печати имен артистов, помещенных в этих каталогах и на ярлыках пластинок граммофонных фирм без надлежащего каждый раз удостоверения со стороны названных лиц”. Таким образом, вопиющему злоупотреблению был положен законный предел.

Под звон бокалов артисты праздновали свою победу…, но вскоре оказалось, что их радость была преждевременной. Победив компанию “Нэографон”, они не уничтожили первопричин пиратства. В силу несовершенства закона соблазн заниматься музыкальным воровством был очень велик, и вскоре на рынок хлынул целый поток поддельных пластинок.

В эпоху Рима пристанищем пиратов был юг яянынешней Турции – “страна Лукки”. Населяющие ее шайки были столь сильны и дерзки, что не только нападали на суда, но и осаждали даже хорошо укрепленные города. Караваны судов, снабжавших Рим зерном из Египта, не могли больше пересекать море, так как становились жертвами разбойных нападений. Дело дошло до того, что в Риме начался голод.
В 67 году до н. э. римский полководец Гней Помпей собрал огромную морскую силу и начал методично прочесывать Средиземное море. Вблизи Карацезиума объединенный пиратский флот наткнулся на корабли Помпея. Это морское сражение закончилось для пиратов полной катастрофой. Было захвачено 400 пиратских судов, в боях регулярные силы уничтожили 10 тысяч пиратов, 20 тысяч попали в плен.

Питерские пираты
Новым рассадником пиратства стала разместившаяся в С. Петербурге фабрика общества “Тонофон”. Проведя небольшое “маркетинговое исследование”, целью которого было выявление самых покупаемых записей артистов, невские флибустьеры во главе со своим атаманом Мазелем с особым рвением начали тиражировать пластинки популярнейшей артистки М.А.Эмской. Будучи женой Дмитрия Богемского, который знал все и вся в музыкальном бизнесе, она, работая в популярном жанре, умудрилась записаться практически во всех фирмах, существовавших тогда в России. Ее дискография составляла более 300 дисков! Не мудрено, что не успевала где-нибудь появиться ее новая удачная пластинка, как через пару дней на рынке всплывали пиратские копии. По откровенному и циничному признанию самого Мазеля, он продал десятки тысяч дисков, не уплативши ей, разумеется, и ломаного гроша. “-Помилуйте”, – плакалась артистка, “мало того, что этот господин обворовал меня, он еще и сделал мне убийственную рекламу. Диски “Тонофона” не дают ни малейшего представления о моих вокальных данных…, получается сплошная хрипящая безголосица и какая-то старческая сипота…” Но господина Мазеля, выпускавшего свои “высокохудожественные копии” под этикетами “Аврора” и “Тонофон”, это нисколько не волновало, ведь “деньги не пахнут”.

Вскоре у Мазеля появились “конкуренты”, действующие точно такими же способами, как и он сам. Однажды Мазель пришел в ярость от того, что “фирмы” International Extra Records и National Records быстрее его выпустили пиратские диски, которые также готовил “Тонофон”. Мазель бросил на пол принесенные в его кабинет пластинки, стал топтать их ногами, приговаривая “Вот жулики, вот .мерзавцы!” Журнал “Граммофонный мир” вопрошал: “Неужели правительство долго еще будет допускать открытое хищение чужой собственности убийственно равнодушным молчанием?”

…Вопрос оставался безответным, и “Тонофон” продолжал свое черное дело. На Фонтанке уже
работала целая фабрика: велись бухгалтерские книги, торговые агенты колесили по всей России – и все это строилось на откровеннейшем мошенничестве.

В июле 1906 года техник Мультоп снял с пресса первую пластинку, изготовленную на новой
петербургской фабрике. Именно с этого дня началась история одной из крупнейших афер в истории российской граммофонной индустрии, многие страницы которой не раскрыты и поныне. Выступив под громкой вывеской “Американское анонимное товарищество “Мелодифон”, учредители фирмы объявили о записи первых 150 номеров… и занялись изготовлением подделок с уже изданных грампластинок общества “Граммофон”. В торговом циркуляре, разосланном оптовым покупателям, значилось, что “пьесы “Мелодифон” будут исключительно двусторонние гиганты и гранды. Цена им назначается за гигант 4 рубля, за гранд 2 руб 20 коп.”. Это та цена, по которой в то время продавались односторонние гиганты и гранды
общества “Граммофон”.

Однако вскоре стало ясно, что производить гиганты фабрика не в состоянии, о чем и было совершенно спокойно сообщено покупателям в очередном циркуляре. Планировали владельцы фабрики открыть при ней станцию для записи голосов всех желающих. Цену установили в 50 рублей, за что заказчик получал 12 пластинок гранд с собственным голосом. Но все это было дымовой завесой – главная ставка делалась на производство подделок. В то время бездна российского рынка проглатывала практически все, не утруждая себя выяснением характера производства.

Качество поддельных дисков не выдерживало никакой критики. “С целью экономии” в состав грампластиночной массы рачительные пираты добавляли кирпич, уголь и картон. (Настоящие, фирменные диски в то время делали из шеллака – особой смолы, производителем которой являлся крошечный жучок из Индии) После первого проигрывания диск становился “седым” – игла процарапывала верхний слой материала, после второго – из диска начинал сыпаться разный мусор, а после третьего пластинка теряла всяческое звучание. В лавках эту, с позволенья сказать, “продукцию” натирали сапожной ваксой или гуталином для блеска – лишь бы продать. И ведь продавали!

Народ любил своих кумиров, но хотел наслаждаться их искусством без существенных потерь для своего бюджета.

Пираты давят на Государственную Думу
В начале века отечественные музыкальные пираты прекрасно понимали, что могут спокойно делать свое черное дело лишь при несовершенном законодательстве и коррумпированной исполнительной власти. В России и то и другое имело место – что тогда, что сейчас…

В 1910 году в Государственной Думе началась работа над первым законом “Об авторском праве”.
До этого момента в стране не было правовой базы, охраняющей авторов, исполнителей и издателей музыкальных записей. Как следствие – пираты, как сорняки, заполонили весь рынок. Все отлично знали фабрики, занимающиеся “копировкой”, и их руководителей, о чьих состояниях ходили легенды и самые невероятные слухи. Ясно, что от сверхдоходов никто не собирался отказываться, поэтому вокруг обсуждения документа началась активная закулисная борьба, в которой принимали участие как легальные производители, так и не менее заинтересованные пираты.

Как и следовало ожидать, самые серьезные замечания по существу дела были подготовлены в записке крупнейшей легальной компании, существовавшей тогда на Российском музыкальном рынке – АО “Граммофон”. Примечательно, что в этой записке впервые были поставлены конкретные вопросы о защите смежных, фонограммных прав, вопрос о которых (даже как понятии) ранее не рассматривался. АО “Граммофон” подчеркивало, что на производство и распространение грампластинок им расходуются огромные средства, в то время как другие компании занимаются откровенным воровством, принося огромный ущерб легальным производителям.

Действительно, успех “Граммофона” вызвал появление в России многочисленных мелких фабрик, занимавшихся почти исключительно подделкой их записей. В Санкт-Петербурге, например, работало товарищество “Орфеон”, в каталоге которого из 1032 наименований 864 были украдены с пластинок “Граммофона”. Товарищество “Тонофон”, также имевшее в столице собственную фабрику, из 418 наименований каталога 308 украло у “Граммофона”. Вдобавок “Тонофон” присвоил торговую марку “Зонофона” – дочерней компании АО “Граммофон”. Таким образом, диски “Тонофона” не только повторяли чужой репертуар по содержанию записей, но даже и внешне копировали оригиналы, включая цвет этикетки, изменяя лишь первую букву в названии. Это обстоятельство многие неискушенные покупатели не замечали вообще. Компания Intona, в каталогах которой значилось 302 наименования грампластинок, 266 позаимствовала все у той же компании “Граммофон”. Следует отметить, что с 1909 года Intona поменяла название на “Сирена Рекордъ”, и стала сама делать легальные записи, превратившись впоследствии в крупнейшую легальную российскую компанию. В качестве пиратствующих фирм в записке также были названы Perfect, Parlophon и Adler.

Все эти факты и конкретные обвинения в воровстве были опубликованы отдельной брошюрой и направлены в Государственную Думу, компетентным органам, а также звукозаписывающим компаниям, музыкальным газетам и журналам. Как только стали очерчиваться контуры будущего закона, товарищество “Орфеон” вложило средства, вырученные от продаж “копированных” пластинок, в проведение собственных оригинальных записей. Ход был явно пропагандистский и хорошо просчитанный, поскольку вскоре музыкальная общественность узнала о “странном альянсе” пирата номер один “Орфеона” с российским отделением законопослушной американской компании “Колумбия”. Ее дела в империи шли не очень ладно, и она очень хотела “подвинуть” конкурентов. Удивлению АО “Граммофон” не было предела, когда выяснилось, что именно эти две фирмы представили председателю Государственной Думы перед вторым чтением закона “Об авторском праве” петицию, в которой ходатайствовали… о законодательной защите их индустрии! Воистину, хочешь защищаться – нападай первым. Вскоре директор “Орфеона” Финкельштейн пошел еще дальше. Через влиятельных подставных лиц он “посоветовал” АО “Граммофон” купить у него фабрику, чтобы он в будущем не занимался выпуском пиратских дисков. В процессе длительных переговоров был подготовлен контракт, в котором этот пункт был оговорен предельно ясно. Несмотря на это, “Орфеон” сразу же после заключения договора вновь стал подделывать записи. Свой бизнес он приостановил лишь 20 марта 1911 года, когда был принят новый закон, да и то ненадолго, поскольку нашел возможность использовать слабые места этого закона для продолжения своего дела.

В IX-X веках главными морскими пиратами были викинги. Плавая на судах, именуемых “Морской дракон”, они держали в страхе Западную Европу и Средиземноморье. Викинги из года в год совершали набеги на восточное побережье Англии. В 839 году они разграбили Лондон и епископскую резиденцию Кентербери. Дело дошло до того, что в 885 году пираты осадили Париж, но здесь им оказали достойное сопротивление. В Германии викинги опустошили Кельн, Бонн и другие крупные города. Не обошли
яяяявикинги и Россию, где их называли варягами. На своих судах по Волге они дошли до Каспийского моря, по Днепру – до Черного, и оттуда попали в Константинополь и Иерусалим. В 862 году, когда флот викингов, перегруженный добычей и пленниками, выходил через Гибралтарский пролив в океан,
неожиданно разразилась страшнейшая буря. Лишь несколько кораблей с трюмами, доверху набитыми драгоценностями, украшениями, шелковыми одеждами и рабами, достигли родины…

В России “отпиратили” всех, кроме братьев Пате
Жертвами пиратов в России были практически все звукозаписывающие компании, выпускавшие популярных исполнителей. Единственная компания, которая смогла противостоять пиратству, была “Пате”. Французы уверенно чувствовали себя на российском рынке, поскольку “Генеральная компания фонографов, синематографов и точных аппаратов братьев Пате” (“Pathefreres”) пошла своим технологическим путем. Ставка была сделана на развитие идей Томаса Альвы Эдисона применительно к дисковому носителю.

Сегодня такое решение кажется вполне логичным. “Пате” во многом предвосхитили и предугадали принципы современной записи на компакт-диск (модуляция по глубине напоминает цифровое кодирование), но тогда логика развития грамзаписи двигалась в другом направлении. Накопив значительный опыт при производстве фонографов и валиков, инженеры компании предполагали использовать его при изготовлении принципиально новой пластинки, выгодно отличающейся от дисков Берлинера. Они старались сделать пластинку с меньшим уровнем шума, чем это было в граммофоне, и с большим временем звучания, что уже тогда можно было достичь с помощью технологии глубинной записи. Опираясь на новые разработки, фирма надеялась получить хорошие доходы от продажи пластинок, выпускаемых большими тиражами, и новых “говорящих машин”, предназначенных для их воспроизведения. Создав граммофон особой конструкции, по внешнему виду мало чем отличавшийся от обыкновенного, фирма “Пате” назвала его в свою честь “патефоном”.

Интересно, что именно это название позже прижилось у нас в стране, став поистине всенародным. Так стали называть все граммофоны, имеющие портативное исполнение. Безусловно, в этом терминологическом феномене не последнюю роль сыграло название фирмы, ставшей в России достаточно популярной. Рекламируя свои диски и “говорящую машину”, компания подчеркивала удивительные особенности новинки: “Пластинки Пате для патефона устраняют собой очень большое неудобство, а именно – перемену иголок; при проигрывании наших пластинок совсем не требуется иголок, так как передача звуков происходит посредством сапфира, которого менять не надо”.

Действительно, неотьемлемая деталь граммофона – игла – отсутствовала, благодаря чему шипение было значительно меньше. Сапфировый звукосниматель заканчивался шариком, соприкасающимся с пластинкой, и позволял проигрывать ее много раз, не оставляя каких -либо заметных следов. Своеобразная “вечная игла” – преимущество патефона, позволявшее ему конкурировать с граммофоном. Для воспроизведения звуков, записанных методом модуляции канавки по глубине, была изобретена особая диафрагма Пате, составлявшая главный узел аппарата.

Следует отметить, что первичная запись на “диски Пате”, как и на диски других фирм, делалась поперечной, “шрифтом Берлинера”, после чего на специальном станке преобразовывалась в глубинную. Делалось это для того, чтобы исключить возможность прослушивания на обычных граммофонах, и избавиться о пиратства.

Позднее “Пате” предлагала всем владельцам граммофонов, неудовлетворенных качеством работы граммофонов или репертуаром записей, покупать тонарм и “диафрагму Пате”, и таким образом преобразовывать их граммофоны в патефоны. Скорость вращения диска устанавливалась в пределах 90…100 об/мин. Этот тонкий технологический и рекламный ход позволял превратить каждого владельца конкурирующего аппарата в покупателя компании “Пате”.

Александр Тихонов

В начале века, как, впрочем, и сегодня, звукозаписывающие компании, оптовики и розничные торговцы, помимо пиратства, несли серьезные убытки и от обыкновенных жуликов. Информация о подобных делах, как правило, оставалась внутри компаний, но некоторые факты, благодаря журналистским расследованиям, становились достоянием гласности.

Девяносто лет назад в Санкт Петербургском окружном суде слушалось дело о систематическом хищении пластинок со склада акционерного общества “Граммофон”. На скамье подсудимых сидели мещанин Николай Касаткин, его жена Пелагея Касаткина, крестьяне Антон и Егор Пороховы, Григорий Абросимов и др. Следствие выяснило, что владелец граммофонного магазина на Николаевской улице Николай Касаткин был руководителем организованной шайки, состоящей из служащих АО “Граммофон”: швейцара парадного подъезда, дворников дома и прочих. Всего к следствию было привлечено 12 человек.

Сразу признали себя виновными только Абросимов и Пороховы. Остальные отпирались как могли, однако, под напором собранных доказательств, подтвердили выводы обвинительного акта: “…менее чем за полгода со склада ими было похищено пластинок на сумму более 10 тысяч рублей”. В то время это была огромная сумма! Знакомые с организацией оптовой торговли со склада, они использовали поддельные документы, гарантийные письма. Ворованные пластинки средь бела дня реализовывались через магазин Касаткина, а деньги присваивались. Приговором суда главарь шайки Николай Касаткин был приговорен к тюремному заключению сроком на три года, остальные на разные сроки, от двух до одного года.

Подобных дел тогда было достаточно много. Чуть раньше в “Торговом доме А.Бурхард” в Санкт Петербурге стали систематически исчезать диски. Пропадали все время самые “боевые номера” АО “Граммофон” в исполнении Шаляпина, Собинова, Неждановой и т.д. Когда в дело вмешалась полиция, то виновником оказался местный приказчик, который вскоре за свою безграничную любовь к звездам русской сцены отправился в тюрьму. В одной московской фирме за короткое время было украдено пластинок на шесть тысяч рублей, но дело замяли, опасаясь огласки.

Не обманешь – не запишешь, не запишешь – не продашь

В начале века записывать российских артистов приезжали, главным образом, берлинские фабриканты, которые не всегда были осведомлены о гонорарах наших звезд. Между тем гонорар и есть та могущественная невидимая сила, которая заставляет идти многих на компромисс со своими желаниями, а других принимать все меры к тому, чтобы устроиться дешевле и лучше. Многие германские компании заплатили артистам гораздо дороже потому, что действовали посредством агентов или маклеров, которые на самом деле были ловкими аферистами.

 Конверт пиратской пластинки

Как правило, в Россию для организации записи приезжали двое: техник и уполномоченное лицо от дирекции. Оба по-русски – ни слова. В крайнем случае, один говорил “пиво”, а другой – “кучер”. Этих господ как хищная птица поджидал на вокзале маклер, которому как-то удалось войти в соглашение с этой германской фабрикой. До ее директоров доходили невероятные слухи, что русские артисты запрашивают колоссальные гонорары, и что самая скромная запись 100:120 пьес должна обойтись как минимум в 15 тысяч марок. Ломанным полунемецким жаргоном маклер клялся, что благодаря его связям и знакомствам он устроит запись столичных звезд за эту сумму и, при этом, сам будет платить гонорар артистам. А себе “за все про все” просит назначить самую минимальную плату. В списке приглашенных для записи – самые первые знаменитости, перед которыми “Мазини, Баттистини и прочие – нуль”. На деле, потом знаменитости оказывались отставными хористами оперетки, воющими как волки, и прикрывающиеся популярными псевдонимами. Примадонны, рекомендованные “опытным” маклером, в большинстве случаев были музыкальные недоучки или полные бездарности из категории кафешантанных мегер.

Затем маклер рекомендовал очень популярного комика и модную “цыганскую” певицу, которая цыганка только постольку, поскольку ее дядя жил когда-то за цыганской слободой. Немцы были рады дешевке. Запись недорогая, зато самые популярные имена. На следующий день во время записи между маклером и артистом разгорелся спор по поводу каких то денежных счетов – выяснилось, что артист получает втрое меньше, чем показал ловкий делец. Тогда уполномоченное лицо, вызвав переводчика, само решило обратиться к остальным артистам и узнать, сколько они получают? Оказалось, что всю запись ста номеров маклер устроил за 4500 рублей. Были у него артисты, которые получали по 60, 30, 25 рублей, но и эти господа исполнили всего по несколько номеров, а большинство куплетистов, гармонистов и тому подобных представителей “уличного искусства” получали по 5-6 рублей за номер.

Когда немцы узнали, что запись, таким образом, вместо 15 тысяч марок стоила втрое дешевле, их гневу не было предела. В гостинице поднялся такой скандал, что сбежалась вся прислуга, и даже пришлось послать за полицией. На маклера набросились не только представители германской фирмы, но и отечественные артисты, которые не упустили случая поупражняться в ближнем бою. Особую прыть и “мастерство” демонстрировали представители “уличного искусства”. Такова была изнанка музыкального бизнеса начала века…

Обманутый соловей и поддельные знаменитости

Весной 1911 года в один из граммофонных магазинов Москвы зашел солидного вида покупатель, и попросил две пластинки трелей соловья в записи акционерного общества “Граммофон”. Когда диски уже были завернуты, любитель птичьих голосов отказался уплатить по 2 рубля 25 копеек, ссылаясь на обозначенную ранее цену в 2 рубля ровно. “Теперь цены повышены, потому что АО “Граммофон” уплачивает авторский гонорар” – заявила барышня-продавщица. “Кому же уплачивается авторский гонорар, соловью, что ли?” – запротестовал находчивый покупатель. Пришлось уступить ему пластинки по старой цене:

Этот забавный случай имел место в марте 1911 года сразу после выхода в свет нового “Закона об авторском праве”, в котором впервые прозвучали такие слова, как “фонограф”, “граммофон”, “грампластинка”. В новом законе впервые были учтены интересы не только авторов, но и исполнителей и производителей грампластинок. Однако достаточно скоро пираты нашли возможность уходить от ответственности за кражу чужой музыкальной собственности.

В погоне за именами граммофонные фабриканты, из числа менее разборчивых и брезгливых в своих приемах, прибегали к разным манипуляциям, вплоть до беззастенчивой копировки наиболее дорогих пластинок. Не смущаясь уголовным характером подобных приемов, эти “рыцари граммофонной индустрии” шли напролом, нагло и открыто загребая жар чужими руками. Шестирублевая пластинка Шаляпина копировалась и продавалась по баснословно низкой цене – 1 рубль. Предприимчивый фабрикант понимал, что его ожидает привлечение к ответственности и гражданский иск об убытках, однако соблазнительность быстрого и легкого дохода брала верх над чувством уважения к чужой собственности и возможностью грядущего возмездия со стороны суда.

 “Универсальный магазин” начала XX века
 и этикетка пиратской пластинки

Изобретательность этих господ выработала более тонкие и менее рискованные с уголовной точки зрения приемы, достигающие той же цели. Самый распространенный способ заключался в следующем: подыскивался какой-нибудь третьесортный, ничтожный артист – однофамилец той или другой общепризнанной знаменитости. Эта “поддельная” знаменитость за гроши напевала оптом репертуар “настоящей” знаменитости, и пластинки бойко расходились, вводя в заблуждение нехитрую публику. Этот прием был сравнительно легко осуществим ввиду того, что среди провинциальных артистов, кафешантанных исполнителей и концертных дилетантов на необъятной Руси всегда находился однофамилец крупного столичного артиста. Эти “бледные тени” знаменитостей охотно приносили звучность своих имен на алтарь самой бессовестной и лживой рекламы, пускаемой изобретательным граммофонным фабрикантом. Потребитель не всегда имел возможность уследить за тождеством инициалов имени и отчества, стоявших впереди гордо красующейся фамилии исполнителя на этикетке пластинки.

Если же тождественную фамилию подыскать было невозможно, то всегда находились сходные. Такие приемы, при всей их явной недобросовестности, имели, однако, крепкую броню видимой законности. Ведь тут нельзя было возбудить преследование, ввиду отсутствия всяких формальных поводов: нельзя же, в самом деле, запретить выпуск пластинок какой-нибудь малоизвестной Михайловой или Неждановой только потому, что их легко спутать с известными Михайловой и Неждановой. Прием тонкий, с виду безобидный, хотя в нем и ясно проглядывало ловко замаскированное недобросовестное вожделение фабриканта. С этим злом было в высшей степени трудно бороться, так как обращение к одному лишь чувству порядочности и добросовестности фабриканта, пускающего в оборот “тени знаменитостей”, не в силах противодействовать его коммерческим аппетитам.

Правда, среди русских граммофонных фирм были и такие, которые никогда не пользовались подобными приемами, но, к сожалению, не было и недостатка и в адептах указанной “коммерческой манипуляции”.

 Заманчивая реклама…
 третьесортных артистов

Например, варшавская компания “Стелла” проделывала такие трюки. Менеджеры фирмы приглашали за шесть рублей баритона Кельтера, который исполнял для “добавления” 30 номеров боевых новинок. Из этих тридцати шедевров он пел: 6 номеров как Кеттов – исполнитель цыганских романсов; 6 номеров оперные арии под фамилией Шаронов(популярный исполнитель того времени – прим. ред.), 6 номеров романсов под фамилией Камионский (также популярный исполнитель того времени – прим. ред.), 6 номеров народных песен под псевдонимом “шарманщик Володя”, и 6 номеров по-итальянски, под псевдонимами Кеттини и Макарони.

Еще одно имя морских пиратов – “Корсары” происходит от слова корсо – официальное разрешение, обязывающее отдавать правителю пятую часть добычи. Тот, кто собирался в море на промысел, должен был получить такой документ, делающий пиратство “законным” делом. Дерзости корсаров не было предела. Пиратство, возведенное в ранг государственной политики, требовало адекватных средств противодействия. В конце концов просвещенные государства стали бороться с пиратами. .В 1830 году французская эскадра, состоящая из 200 транспортных судов и шести современнейших в то время пароходов, подошла к Алжиру.

На побережье были высажены 64 тысячи солдат и несколько сот пушек. Увидев всю эту мощь, некогда непобедимые корсары, выродившиеся в пьяный сброд, не смогли оказать хоть какого-то сопротивления. Алжир капитулировал. Так закончилась одна из самых ярких, длинных и драматичных глав в истории морского пиратства.

А кто же поставит точку в музыкальном пиратстве?

Пиратское разнообразие

Изобретательность российских музыкальных пиратов не знала границ. Как только легальные производители дисков объединились в “Лигу честной торговли” и выступили единым фронтом против незаконного использования их продукции, пираты приступили к массовому производству пластинок под “новыми” товарными знаками.

Все делалось предельно просто. Бралась, к примеру, какая-нибудь удачная запись компании “Зонофон”, и копировалась почти один к одному. Но в этом “почти” и заключался весь смысл нового обмана. Все было как в оригинале, за исключением одной буквы. Вместо “Зонофон” на диске значилось “Зомофон”. Покупатель, привыкший к темно-зеленой этикетке компании, порой и не обращал внимание на замену одной буквы – уж слишком устойчивую репутацию имел “Зонофон” на российском рынке. И, конечно же, попадался. Слушать эти записи было практически невозможно, и тогда покупателю открывалась суровая правда. А так как букв в русском алфавите предостаточно, то вскоре в продаже появились “Золофоны” и другие модификации оригинала. (Как это похоже на китайские Panisonic и Sannyo, заполнявшие еще недавно российские рынки! – прим. ред.).

 Этикетки ведущих зарубежных компаний

Примерно та же участь постигла популярную киевскую фирму грамзаписи “Экстрафон”, также выпускавшую свои записи под лейблом “Артистотипия”. Лучшие записи этой компании стали появляться в продаже под логотипами “Экстрофон” и “Аристотипия”. В то время как одни пиратские компании работали “под фирму”, другие создавали “новые лейблы”. Так, на российском рынке появилась продукция компаний “Селестен Рекорд”, “Кантофон” и “Эксцельсиор”, которые все свои записи черпали из каталогов легальных производителей. Вскоре подделка оригинальных пластинок приняла международный характер.

Интересно, что деятельность иностранных пиратов удалось прикрыть достаточно быстро. Еще в 1909 году руководство АО “Граммофон” сообщало своим клиентам: “Среди многочисленных подделывателей наших пластинок явилась и одна из немецких фабрик. Работавшая по заказам из России, она продавала в разных городах империи пластинки под названием “Дива”. Hашим юристам и адвокатам удалось приостановить судебным порядком, впредь до окончания разбора дела, дальнейшее изготовление пластинок “Дива” для экспорта в Россию под страхом взыскания с упомянутой фирмы штрафа в 15 тысяч марок и шестимесячного тюремного заключения”.

В России же ничего не менялось. На этом фоне достаточно интересными казались попытки создания новых лейблов на базе старых. Именно так появились на свет пластинки “Империал Рекорд”. А началось все с того, что варшавская компания “Сирена” после пуска своего нового производства забраковала огромную партию пластинок, которая была продана за чисто символическую цену. Карл Сандаль, технический директор компании, возражал против этой сделки, чувствуя видимо, что-то неладное – и был прав. Вскоре все бракованные диски появились в продаже в различных городах страны. Однако узнать в них продукцию “Сирены” было непросто! Предприимчивые оптовые покупатели бракованного товара заклеили верхнюю часть этикетки с оригинальным названием компании. Так на рынке появились пластинки с громким названием “Империал Рекорд”.

Многие российские звукозаписывающие компании, впоследствии легально работавшие на отечественном рынке, начинали как пираты. Именно такие метаморфозы произошли с фирмой “Интона”, которая весь свой стартовый капитал сделала исключительно на пиратских изданиях, и лишь потом переключилась на легальное производство, появившись на рынке под маркой “Сирена”. Были среди пиратов и случаи взаимного “плагиата”. Так например, торговые агенты известной санкт-петербургской фирмы “Тонофон” однажды с удивлением обнаружили в продаже у своих же оптовых покупателей диски с логотипом “Торнофон”, полностью повторяющие их самые коммерческие записи, которые они, в свою очередь, “переняли” у АО “Граммофон”.

 Слева – легальный логотип компании, справа – подделка

Столицами подпольного музыкального бизнеса были Москва, Санкт-Петербург, Варшава и, – ну, конечно же! – Одесса. Именно в этом славном городе работала одна из самых самобытных пиратских компаний “Поляфон”, названная так в честь своего отца-основателя господина Полякина. Семейный бизнес процветал: Под чутким руководством папы на собственном мини-заводе штамповали пиратские пластинки, а сыновья-“дистрибьюторы” развозили товар по городам и весям, прикрываясь торговой фирмой “Полякин и сыновья”. Этикетки дисков имели чудовищные грамматические ошибки и опечатки, но, несмотря на это, продавались достаточно бойко. Все попытки обворованных артистов и звукозаписывающих компаний прикрыть незаконный бизнес заканчивались ничем – “мудрый” Полякин-старший дружил и с местной полицией, и с отцами города, которые закрывали глаза на все его “шалости”.

С тех пор прошло около ста лет: Но и сегодня “наследники” Полякина и других пиратов продолжают их черное дело.

Visits: 192

2 comments

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

больше...